— Посмотрите на меня, дорогая, — нежным голосом приказал Генрих и рукой властно поднял ее лицо. — Мне жаль Джеймса, и, конечно же, я завидую моему другу лорду Ботвеллу, — сказал он.
Изумрудные глаза графини широко раскрылись, и она проглотила комок, поднявшийся в горле.
— Вы… Вы знаете Френсиса?
— Да, милая, знаю. Мы немало вместе поразвлекались, пока он по-глупому не убил на дуэли одного де Гиза. А у меня и так достаточно хлопот с этой семьей, и я вынужден был изгнать из Франции своего друга.
— Тогда вы, очевидно, знаете, что я еду в Неаполь, чтобы выйти за него замуж?
— Да, милая.
— И вы с самого начала не собирались препятствовать мне?
— Да, милая.
— О-о-о-о!
Кат раскрыла глаза от возмущения. В ярости она соскочила с кровати и отчаянно принялась снова себя зашнуровывать.
— Боже мой, монсеньор! Как вы могли? Как вы могли?
Генрих Наваррский не смог удержаться и рассмеялся заливистым смехом. Он ухватил маленькую ручонку, колотившую его по груди.
— А дело в том, чудесное вы создание, что в окружении целого двора, полного восхитительных, ластящихся красавиц, Френсис только и делал, что вздыхал да грезил о вас! Я не мог поверить, что существует такое совершенство. Но теперь, — и король улыбнулся, глядя на нее сверху, — я верю, дорогая моя!
Он поднял ее лицо.
— Вы же не расскажете моему доброму другу Френсису, что я так постыдно воспользовался вами? Ведь не скажете, милая?
Губы Кат задрожали.
— Вы несносный человек, монсеньор, — выговорила она Генриху, начиная помимо своей воли смеяться.
Пальцы хозяина алькова умело зашнуровали ей корсаж.
— Разве так было страшно наше деяние? У меня создалось впечатление, что вы наслаждались не меньше моего.
Их глаза встретились, и король услышал ответ:
— Наслаждалась, монсеньор, но по причине, о которой вы не подозреваете.
— Скажите же!
— На прошлое Рождество мой сын женился на Изабелле Гордон, и Джеймс Стюарт приехал в Гленкерк, чтобы проводить дни на охоте, а ночи — в моей постели.
Когда он прикасался ко мне, я ничего не ощущала. Чтобы не оскорбить короля, я была вынуждена изображать чувства, которых не испытывала. После нескольких таких ночей я стала бояться, не случилось ли уж со мной чего-нибудь.
— А сегодня, — ухмыльнулся Генрих, — вы обнаружили, что с вами ничего не случилось, так?
— Да, — тихо ответила она.
— Я счастлив своим вкладом в ваше успокоение, мадам графиня, — сухо молвил король.
Катриона озорно улыбнулась.
— Не изображайте из себя обиженного, монсеньор!
Это вы меня соблазнили!
Генрих улыбнулся тоже.
— Не буду отрицать, мадам, что мы провели восхитительные минуты. — Он прикоснулся пальцем к ее носу и вздохнул. — Но теперь вам надо ехать обратно в замок вашего дядюшки и готовиться к путешествию в Италию.
Кат схватила его руки и поцеловала.
— Спасибо, спасибо, монсеньор! Тысячу раз спасибо!
Король снова взял ее лицо в свои ладони.
— Вы очень любите его, да, милая?
— Да, монсеньор, люблю. Эти три года тянулись страшно долго и одиноко. Без него я жила лишь наполовину.
— А я подобных чувств ни к кому не испытывал, — вздохнул Генрих.
— Не думаю, что такая любовь выпадает многим, и не понимаю, почему выпало именно нам с Френсисом, но это так!
Генрих нежно провел пальцем по ее щеке.
— Как вы прекрасны, дорогая, со всей вашей невинной любовью, которая светится в этих чудесных зеленых глазах. Спокойно отправляйтесь к вашему ненаглядному повесе и передайте, что я по нему скучаю. Каким бы украшением вы оба стали для моего двора!
Взяв плащ Катрионы, король бережно накинул его на плечи. Потом за руку проводил до выхода и открыл дверь.
— Вот она, святой отец, жива и здорова.
Напоследок Генрих поцеловал ей руку и сказал:
— Прощайте, мадам графиня.
Дверь в комнату закрылась, и Кат осталась в коридоре одна с Ниаллом Фиц-Лесли. Священник отвел ее обратно к карете. А когда они уже спокойно ехали, спросил:
— Итак, мадам, вы уходите из лап льва невредимыми?
Графиня рассмеялась.
— Почти, святой отец. И все-таки мне понравился ваш король.
— Тогда вы свободны и можете продолжить путь к лорду Ботвеллу?
— Да, Ниалл. Свободна.
На следующий день обе семьи Лесли собрались попрощаться с Кат. После ужина графиня удалилась сразу же, как только позволили приличия; выезд она назначила на раннее утро. И ее экипаж, и вторая, меньшая, повозка, оказавшаяся нужной для разросшегося гардероба, уже были загружены, оставалось только запрячь. Тем же самым утром прибыл маркиз де ла Виктуар с грамотой свободного проезда, выписанной от Генриха Наваррского для мадам графини Гленкерк. Эта бумага позволит ей беспрепятственно проехать не только по Франции, но и по некоторым итальянским княжествам.
Глубокой ночью Кат внезапно проснулась, почувствовав, что в темной спальне она не одна. В ногах ее кровати молча стоял какой-то мужчина. Она сразу узнала его.
— Что тебе надо, Жиль?
— Как ты поняла, что это я, Катрин?
— Кто же еще посмеет вторгнуться ко мне?
— Ты и в самом деле покидаешь нас утром?
— Да.
— Почему же?
— Потому что, — терпеливо, словно ребенку, объяснила она, — я еду в Неаполь, чтобы выйти замуж за лорда Ботвелла.
— Этот мужчина не для тебя, Катрин! Он жестокий и грубый викинг. Он убил моего друга, Поля де Гиза. Ты не знаешь, какой он на самом деле!
— Это ты не знаешь лорда Ботвелла, Жиль. Я же знакома с ним уже много лет. Я люблю его и всегда любила.
Жиль замолчал, а потом она услышала его резкий вздох.
— Ты! Тогда это ты — та женщина, по которой он страдал! Это из-за тебя он презрел и оскорбил Кларис де Гиз.
Жиль перешел из темноты в полусвет и встал у края кровати. Его голос стал напряженным и мстительным.
— В отместку мы лишили Ботвелла почти всего состояния, а потом король изгнал его. Когда этот нечестивец покидал Францию со своим вшивым слугой, то у них не оставалось ничего, кроме платья, что было на них, и лошадей, на которых они ускакали. И теперь ты хочешь найти его и усладить ему жизнь? Мой лучший друг мертв! — В глазах у Жиля де Пейрака засверкал все тот же странный золотистый огонь. — А любопытно, прекрасная моя кузина, как твой возлюбленный примет тебя, зная, что я поимел тебя как животное. А он узнает!
— Жиль! — Она нарочно повысила голос, но кузен до того распалился, что даже и не заметил. — Жиль! Немедленно убирайся из моей спальни!
Из гардеробной послышался тихий шорох, и Кат с облегчением поняла, что служанка проснулась.
Жиль де Пейрак протянул руку. Схватив за вырез ее рубашки, он легко разорвал прозрачную ткань. Ничего уже поделать графиня не успела, кузен сразу бросился на нее. Она отчаянно завизжала, но мерзавец приглушил этот визг своей ладонью. Она яростно изворачивалась всем телом, пытаясь ускользнуть от ненавистных пальцев, которые щипали ее и причиняли боль. Черные глаза Жиля безжалостно блестели, в них мерцал безумием золотистый огонек.
— Так! — возбужденно шептал Пейрак. — Отбивайся! Отбивайся! Я люблю, когда женщины отбиваются.
«Боже мой, — подумала Катриона, — он же сумасшедший! Но я не дам себя снова изнасиловать! Не дам!»
Но внезапно руки Жиля оказались заломлены назад, а сам он уже болтался в воздухе.
— Я предупреждал тебя, парень, — тихо произнес Конолл и вонзил кинжал ему в сердце.
Дикие глаза Пейрака удивленно расширились, а затем потеряли всякое выражение. Он рухнул на пол. Ошеломленная Катриона увидела, как из темноты шагнул Ниалл. Совершив последний обряд, святой отец приказал:
— Сбросьте тело со стены у служебных ворот. Пусть его примут за разбойника.
Эндрю и Конолл молча подхватили труп и унесли из комнаты.
Судорожно вздохнув, Катриона от облегчения заплакала, едва ощущая, что кто-то привлекает ее к своей широкой груди. Бережно поддерживая графиню, Ниалл поглаживал рукой ее золотистые волосы. Внезапно он почувствовал, что к нему прижимаются мягкие обнаженные выпуклости. Сердце священника дико забилось, и на короткий миг он закрыл глаза, наслаждаясь. Затем, собрав остатки самообладания, тихо произнес: