— Правильно, любовь моя. Ты должна подчиняться мне во всем. Так вот, это, — и он ухватился за свой орган, — это мой мужской корень, а у тебя между ног есть маленькая сладкая дырочка, куда я его вставлю. Тебе понравится, Анни, обещаю. Это так приятно!

Король никогда не имел дела с девственницей, но уже воспылал вожделением и не собирался допускать, чтобы глупая девчонка помешала его удовлетворить.

— Мне будет больно? — спросила королева, ибо где-то на задворках памяти у нее возникли пересуды старших сестер, и там было что-то, что никак не удавалось сейчас точно вспомнить.

— Да, — ответил Джеймс сухо, — но только в первый раз, любовь моя.

— Тогда нет, — решительно заявила королева, — не люблю боли и не хочу, чтобы ты всовывал в меня эту безобразную штуку. — Анна указала на его орган и вздрогнула. Джеймс растерялся.

— Это право супруга! — возразил он.

Анна надула свои пухлые розовые губы.

— Нет, — твердо повторила она.

Глаза Джеймса коварно блеснули.

— Очень хорошо, моя сладкая, — сказал он, снова забираясь к ней в кровать. — Тогда мы только немного поцелуемся и пообнимаемся.

— Да, на это я согласна, — довольно проговорила юная королева.

Джеймс нежно притянул жену к себе в объятия. Глубоко целуя Анну, он начал умело ее ласкать, пока супруга не стала у него извиваться в неистовом возбуждении. И прежде чем королева-девственница успела опомниться, король уже взобрался на нее и, направляя сам себя, втиснулся внутрь.

У королевы перехватило дыхание, она билась под ним, брыкалась, извивалась всем телом, пытаясь скинуть с себя наглеца, но от всех ее стараний он только еще глубже в нее входил. И тут внезапно отпрянул назад, а затем с силой пронзил ее чуть ли не насквозь. Анна завизжала от непритворной боли, но муж закрыл ее рот своим. Он все качал и качал, не обращая внимания на теплую струйку, которая стекала по внутренней стороне ее бедер.

Когда боль немного отступила, Анна неожиданно для себя почувствовала, что начинает наслаждаться происходящим. Она все еще сердилась на мужа-обманщика. Затем тяжело двигающееся над ней тело внезапно напряглось, несколько раз дернулось и рухнуло на нее. Анна почувствовала странное разочарование. В наступившей тишине часы на каминной доске пробили одиннадцать раз.

В другом крыле здания, в покоях графа Гленкерка, огонь горел и в прихожей, и в спальне. Патрик Лесли стоял перед камином в прихожей и раздумывал, правильно ли сделал, пригласив госпожу Андерс. Он виновато признавал, что его вполне могла бы удовлетворить хорошая шлюха. Однако, заслышав, как за спиной открылась дверь, граф обернулся и обрадовался, что пригласил датчанку.

— Входите, госпожа Андерс.

На ней было то же самое платье, и при свете камина она была еще прелестнее.

— Не хочешь ли, дорогая, выпить со мной? Есть прекрасное белое — тонкое и сладкое. — Гленкерк нежно ласкал ее взором.

— Спасибо, милорд, — ответила Кристина и, встав рядом с его стулом, обратила свой взгляд на огонь.

Граф налил вина. Подав фрейлине бокал, Патрик наблюдал, как она пила его до дна. Опустившись на стул и протянув руки, Гленкерк усадил Кристину к себе на колени и поцеловал ее.

— Не будь со мной застенчивой, малышка Кайри, — сказал он.

— Как это вы назвали меня, милорд?

— Кайри. По-гаэльски Кристина будет Кайристиона.

А «Кайри» значит «Кристиночка», а ты ведь совсем малышка.

Она прижалась к нему.

— Сколько тебе лет? — спросил граф.

— Семнадцать, милорд.

— Боже, мне тридцать семь! Я мог бы быть твоим отцом!

— Но ведь ты мне не отец, Патрик, — мягко сказала Кристина, еще теснее прижавшись к нему. Потянув его голову вниз, она страстно поцеловала графа. — Я пришла, чтобы ты любил меня.

Поднявшись с его колен, она неторопливо расстегнула свое темное бархатное платье. Затем настала очередь белоснежных нижних юбок, шелковой блузки и корсажа, украшенного лентами. Она шагнула из своих одежд, оставшись только в темных шелковых чулках, расшитых золотыми бабочками.

Юная датчанка невероятно возбуждала. Улыбаясь, граф медленно встал и последовал ее примеру. Вскоре и он стоял перед ней во всей красе — высокий и голый.

Кристина подняла глаза и приказала:

— Сними мои чулки.

Опустившись на колени, граф неторопливо скатал их по маленькой тонкой ноге, сначала один, потом другой, а затем снял. Фрейлина предвидела такое и заранее натерла душистым маслом свою свежевымытую кожу. Все еще не поднимаясь с колен, Патрик притянул ее к себе и уложил на пол перед камином. Кристина широко раздвинула бедра и протянула руки, чтобы обнять любовника. Датчанка оказалась горячей, нежной и графу невероятно понравилась. Она ловко двигалась под ним, и, прежде чем насладиться самому, Патрик дважды дал сделать это ей. Потом он скатился с нее, и они лежали, расслабившись, перед огнем.

— Ты считаешь меня бесстыжей, — тихо сказала Кристина своим хрипловатым низким голосом. — Но я тебя хотела, Патрик Лесли. Я никогда прежде не была ничьей любовницей, но хочу быть твоей.

— Почему же? — Графу польстило, но и дураком он не был.

— Потому что хочу именно тебя и потому что должен же у меня в жизни быть мужчина. Первый мой муж был стариком, у которого обычным способом это не получалось. А второй, когда лишил меня девственности, совсем ко мне охладел. Третий муж у меня — ребенок, и я могу делать что пожелаю. А я желаю стать твоей любовницей.

— Только пока я здесь, — ответил граф. — Когда я вернусь домой, дорогая, тебя для меня не станет. Сейчас я могу с тобой спать, но не заблуждайся, малышка Кайри, я люблю свою жену.

— Я согласна на эти условия, Патрик. Но поскольку на этом полу дьявольски холодно, то, пожалуйста, давай перейдем на кровать.

Граф встал, поднял Кристину на руки и, перенеся в спальню, положил на кровать.

— Я боялся, что зима окажется долгой и холодной, Кайри. Но теперь, пусть и долгая, холодной она уже не будет, — сказал Патрик и забрался в постель к любовнице.

18

Впервые за всю свою замужнюю жизнь Катриона Лесли оказалась предоставленной самой себе. Она заперла свой эдинбургский дом, сказав миссис Керр, что приедет обратно, когда снова соберется двор. К ужасу начальника гленкеркской стражи, графиня задумала немедленно, без должного эскорта, отбыть домой.

— Нас всех перережут по дороге, и это ясно, как ад, — ворчал Конолл Мор-Лесли.

— Ставлю пять золотых монет, что мы приедем в целости и сохранности, — смеялась в ответ Катриона.

— Боже! Мадам, граф спустит с меня шкуру, если с вами что-то случится!

— Оставь ее в покое, брат, — сердито вмешалась Эллен. — Ей нужно домой, потому что, знает она это или нет, от Гленкерка хозяйка напитывается силой. Вряд ли граф вернется до весны, а с детьми ей будет не так одиноко.

Эскорт, однако, составился вполне приличный. Узнав о намерениях графини, Френсис Стюарт Хепберн, граф Ботвелл, вызвался сопровождать ее лично.

И могла ли она отказать любимому кузену Джеймса Стюарта и регенту Шотландии.

Френсис Стюарт Хепберн был высоким красивым мужчиной с темными золотисто-каштановыми волосами, элегантно подстриженной короткой бородкой и пронизывающим взглядом голубых глаз. Этот воспитанный и просвещенный человек неудачно родился, опередив свое время. Его поразительные знания, глубокие и разнообразные, и необычайные научные эксперименты ужасали суеверных людей — как образованных, так и необразованных.

Сам же он, переходивший то в старую церковь, то в новую, не был особенно религиозен. И потому, может быть, те несчастные женщины, что пытались разнообразить свою жизнь играми в черную магию, иногда называли лорда Ботвелла своим предводителем. Словом, шептались, будто Френсис Хепберн был колдуном. Он им не был, но слухи зачастую оказываются весьма живучими.

Катриона знала, что сплетни эти — совершенная глупость, однако сам лорд Френсис Хепберн, отличаясь мрачноватым чувством юмора, забавлялся, ничего не отрицая. К тому же это нагоняло страх на Джеймса, который то любил Френсиса, то ненавидел его. А сам Френсис, хоть и любил кузена, как, бывает, любят неуклюжую охотничью собаку, временами просто не мог удержаться и не поиграть на нелепых страхах короля.