23

Наутро после своего возвращения во дворец Холлируд Патрик Лесли проснулся с жестокой головной болью, а во рту у него ощущался привкус ветхой фланели. Потянувшись за Катрионой, он сразу же вспомнил события предшествовавшего вечера. Это страшно его потрясло. Какое-то время граф лежал совершенно неподвижно, а воспоминания, словно огромные булыжники с горы, сыпались на него одно за другим. Сначала — Джеймс и Катриона.

Затем он сам, король и снова Катриона.

— О Боже мой! — прошептал он. Поднявшись на ноги, Патрик нетвердыми шагами добрел до стены у камина, тронул резное украшение мраморной доски и печально наблюдал, как медленно открывалась тайная дверь. Снова закрыв ее, Патрик вернулся к кровати и ощупал то место в ней, где лежала Катриона. Простыни были ледяными, и граф понял, что жена ушла много часов назад. Заглянув в сундук, стоявший возле двери, он обнаружил, что исчез ее костюм для верховой езды. Часы на каминной доске пробили десять.

Быстро одевшись, Патрик отыскал капитана стражи.

— Я хотел бы поговорить со всеми людьми, стоявшими сегодня ночью в карауле. Когда они менялись в последний раз?

— В шесть утра, милорд..

— А до того?

— В полночь, сэр.

— Вот эти люди мне и нужны, капитан. Те, что заступили в полночь. Сколько их было?

— Шестеро. Двое у главных ворот, двое у задних и двое у хода для слуг.

На мгновение Патрик задумался. Обычный человек бежал бы задней или служебной дверью.

— Пришлите ко мне тех, которые стояли у главных, — сказал граф.

Раздираемый неистовыми чувствами, он не мог, однако, сдержать кривую усмешку удовлетворения, обнаружив, что оказался прав. Стражник сообщил, что за несколько минут до пяти часов утра именно через главные ворота проскакал «вестник к Гленкерку».

Через Барру, прислужника в королевской спальне, Патрик попросил Джеймса о срочной встрече. Граф дал ясно понять, что если не получит немедленную аудиенцию, то отправится к королеве.

И вот не прошло и часа, как Барра уже вел его по тайному ходу к королю. Джеймс все еще лежал в постели, проснувшись с не меньшим похмельем, чем Гленкерк. Патрик не стал терять времени.

— Вы помните, что мы сделали этой ночью?

Король зарделся.

— Я был пьян, — пробормотал он.

— И я тоже, — ответил ему кузен. — Но это не может служить оправданием для изнасилования. Знаете, она ускакала верхом в пятом часу утра. Я намереваюсь принести королеве извинения за жену, а после этого отправиться ее разыскивать. Когда найду, то встану перед ней на колени и буду молить о прощении. Могу лишь лелеять надежду, что получу его, и вовсе не уверен, что это произойдет. Памятуя, что мы с вами ей сделали, я не удивлюсь, если она откажется. Но отныне, кузен Джеймс, мы вернемся домой и станем жить в Гленкерке. Мы всегда останемся верны Стюартам, но ноги нашей не будет в этой выгребной яме, что вы называете двором.

Джеймс Стюарт кивнул.

— Даю тебе свое разрешение.

Во взгляде, который бросил на короля граф Гленкерк, ясно читалось, что его меньше всего заботило королевское разрешение.

Затем у Патрика вырвался вопрос:

— Была ли она согласной, Джеми? По доброй ли воле моя жена ходила у вас в шлюхах?

Последовало долгое молчание, а потом король опустил глаза и прошептал:

— Нет!

— Ублюдок! — тихо выругался Патрик. — Если бы ты был кем-то другим, я бы тебя прикончил!

Резко повернувшись, Гленкерк вошел в потайной коридор и закрыл за собой дверь. Ворвавшись в свою спальню, он обнаружил там Эллен, до смерти перепуганную его внезапным появлением из стены.

— Собери все, что наше. Мы выезжаем в Гленкерк и никогда не вернемся.

— Миледи… — начала было Эллен.

— Уехала сегодня утром, — перебил граф. — А теперь поспеши. Я хочу убраться отсюда пораньше.

Затем он отправился к королеве и сообщил, что вчера поздно ночью вернулся за своей женой. Их старшая дочь серьезно заболела. Катриона уже отбыла сегодня утром, попросив его принести извинения королеве. А поскольку до ее возвращения мог пройти не один месяц, граф Гленкерк предложил продать должность жены любой придворной даме — по выбору самой королевы. Он сам затем купит эту должность для назначенной леди, обогатив таким образом частные ларцы ее величества. Анна всегда нуждалась в деньгах, а предложение графа Гленкерка выглядело очень щедрым.

Королева, конечно же, с большим сожалением отпускала прелестную даму от своей спальни, но в последнее время Анну беспокоило, что вокруг оказывалось слишком много очаровательных дам.

Беспокоил Анну не муж, поскольку она весьма самонадеянно считала, что Джеймс Стюарт совершенно равнодушен к чарам других красавиц. Но хорошенькие девушки привлекали очень много мужчин, и среди придворных беспрестанно возникали осложнения. Анна решила отдать открывшуюся должность дочери лорда Керра, славной вдове, которой уже перевалило за тридцать, не слишком привлекательной.

Разделавшись с протокольными обязанностями, Патрик Лесли дал всем своим людям приказание — немедленно возвращаться в Гленкерк. Сам он выехал в родовое поместье в одиночку. Катриона уже имела фору в семь часов, и, нагнав ее, граф намеревался уладить разногласия подальше от любопытных глаз.

В пути граф снова и снова переживал прошлую ночь, ясно видя теперь все то, что его раненая гордость не позволяла раньше признать. Катриона умоляла увезти ее от двора, но двор стал нравиться самому Патрику, и он попросту отмахнулся от просьб жены. Принуждаемая спать с королем, она стыдилась этой связи и одновременно безумно страшилась, что муж обнаружит ее. Загнанная в ловушку, Катриона была совершенно беспомощна. Когда он вошел в спальню и увидел, что король ласкает ее обнаженные груди, то сначала испытал потрясение, а затем разгневался на жену. Так неверно оценить положение! Ведь за все прожитые вместе годы она ни разу не давала повода сомневаться в ней.

Теперь, оглядываясь в прошлое, Патрик снова видел ее испуганное лицо, взгляд, прикованный к нему через зеркало. Позже, когда они с королем по очереди ее насиловали, в этих изумрудных глазах отражались неверие, мука, ужас и, наконец, безразличие, которое было страшнее всего.

Патрик Лесли ехал прямо на северо-восток и в пути молился, чтобы жена уже ждала его в Гленкерке. Еще графа заботило, что сказать собственной матери и что — детям. Дети уже подросли и поймут, что у них с Катрионой что-то не так. Патрик благодарил судьбу, что оба старших сына находились в услужении. С младшими уладить все было гораздо легче, но с наследником Гленкерку встречаться сейчас не хотелось бы. Тринадцатилетний Джеми Лесли обожал свою красавицу мать, и между ними существовала особая близость. Катриона равно любила всех своих детей, но Джеми всегда был именно ее ребенком.

Когда несколько дней спустя показались башни Гленкерка, граф нетерпеливо пришпорил Даба, пустив галопом, и огромный вороной жеребец, почуяв дом, чутко отозвался на побуждение хозяина. Патрик поспешил отыскать мать. Маргарет, вдовствующая графиня Гленкерк, все еще оставалась одной из самых красивых женщин Шотландии. При виде своего старшего сына она поднялась и протянула к нему руки.

— Мой дорогой мальчик! Вот уж не ожидала, что ты вернешься так скоро! Что-то случилось?

Он вошел в эти уютные объятия, а затем, отведя мать к окну и усадив ее там, сел рядом.

— Я совершил ужасный поступок, мама. Ужасный по отношению к Кат. И возможно, я ее потерял.

Опустившись, Патрик склонил голову на колени матери и заплакал. Громкие, раздирающие душу рыдания, вырывавшиеся откуда-то из самых глубин его существа, были непереносимо тягостны. Широкие мужские плечи сотрясала дрожь.

Ошеломленная Маргарет Лесли нежно прикоснулась к его голове:

— Скажи мне, Патрик, скажи, что ты сделал Катрионе.

Несколько овладев собой, граф медленно и подробно рассказал матери о случившемся. Когда он дошел до изнасилования, Мэг прикрыла веки.