Этот разговор совершенно не убедил Эли Кира в правильности его поступка, но банкир был человеком чести, а семья его достигла процветания благодаря семье Эстер. Так что он был ее должником и расплатится сполна.

Латифа Султан встретила старую даму с восторгом.

— Вы так давно не показывались, — сказала принцесса, усаживая еврейку поудобнее и приказывая своей рабыне принести сладкого шербета и липкой пастилы, которую, как она помнила, Эстер обожала.

— Я живу уже по ту сторону времени, дитя мое, — отвечала гостья, — и совсем нечасто выбираюсь повидать друзей. Силы уже не те, что прежде.

Латифа склонила голову набок.

— Вы знаете, я ужасно рада видеть вас здесь, — начала она, — но я не обманываюсь, и вряд ли вы потратили ваши драгоценные силы на обычный светский визит.

Старушка кивнула:

— В гарем твоего мужа недавно была введена новая женщина.

— Много новых женщин, Эстер. Они прибывают каждую неделю.

— Не играй со мной в слова, дитя мое. Ты знаешь, о ком я говорю.

— Инчили, — тихо молвила Латифа. — Уверена, что вы подразумеваете Инчили.

— Что ты знаешь об этой женщине, моя принцесса?

— Очень мало, Эстер. Она была прислана моему господину его сестрой. И вскружила ему голову. — Здесь Латифа выдержала паузу. — Об этом еще мало кто знает, Эстер, но Чикалазаде-паша — с моего разрешения, конечно, — взял Инчили своей второй женой.

Эстер Кира глубоко вздохнула:

— Тогда это, без сомнения, она. Ты можешь меня с ней познакомить, Латифа Султан?

— А кто она, Эстер? Откуда вы о ней знаете?

Поскольку они были одни, то старушка решила довериться принцессе. Помощь Латифы ей потребуется.

— Инчили родилась в своей стране знатной дамой.

Первый ее муж был великим тамошним вельможей, а второй — велик еще более. Но, на беду, их король ею прельстился и захотел сделать своей любовницей. Французский монарх тоже с удовольствием оставил бы при своем дворе женщину, которой восхищался. Однако это еще не все, Латифа Султан. Только слова мои должны остаться тайной даже от господина Чикалазаде. Соглашаешься?

Принцесса кивнула.

— Вторая жена твоего мужа — правнучка самой Чиры Хафиз. Восемьдесят лет назад я тайком вынесла младшего из сыновей Чиры и Селима I, принца Карима, из дворца Эски-Сарай. Я спрятала его на корабле, который отплывал в Шотландию, и отправила вместе с ним моего брата Иосифа.

Принцу было всего шесть лет от роду, и он был последним из сыновей Селима. Чира боялась, что, когда муж умрет и на трон взойдет Сулейман, ребенок станет помехой. Она не хотела, чтобы его убили. Хотя Сулейман и любил своего братишку, ему в конце концов как-то пришлось бы от него избавиться — иначе он не сумеет обеспечить себе безмятежное царствование.

В то лето город поразила эпидемия чумы, и мы с Чирой представили дело так, будто принц тоже заразился. Она никого к нему не пускала. А через несколько дней я тайком принесла в корзине труп мальчика такого же роста, а обратно вынесла живого ребенка. И те давно истлевшие кости, что покоятся в могиле принца Карима, принадлежат на самом деле совсем не ему.

И вот почему, дитя мое, когда султан Сулейман стал нашим правителем, Кира были освобождены от налогов.

Но ни он, ни его отец, равно как и никто другой в этой стране, не подозревал, что принц остался в живых. А дома у Чиры, в Шотландии, истинных родителей мальчика знали только его дед и дядя, а кроме них, мой брат Иосиф и еще один священник.

У Латифы изумленно раскрылись глаза, и старая Эстер засмеялась.

— И это еще не все, дитя мое! Интрига только начиналась. Потому что если бы ты пожелала открыть могилу самой великой Чиры Хафиз, то не нашла бы там ничего, кроме камней! Дважды пыталась любимая жена Сулеймана Хуррем — да проклянет Аллах ее память! — отравить мою дорогую госпожу. И Чира видела только два способа избежать гибели. Либо Хуррем придется уйти, либо придется уйти ей. Но слабостью Чиры было то, что она слишком любила своего сына. И ей пришлось тогда изобразить собственную смерть и вернуться на родину.

Но еще раньше она предупредила султана Сулеймана, что ему надо опасаться Хуррем. Сулейман уговаривал мать не бежать и даже плакал, но слов ее не послушал. Потом по злой воле Хуррем погибли двое его лучших сыновей — принц Мустафа и принц Баязет, и Османская империя досталась никчемному Селиму II.

И знаешь, когда на самом деле умерла Чира Хафиз?

В тот же самый день, что и Сулейман! А Инчили — ее правнучка и внучка принца Карима, подобно тому, как ты — правнучка Фирузи Кадим и султана Селима и внучка Гюзель Султан.

Тут старушка прямо задергалась от удовольствия и закивала головой.

— Общего у тебя с Инчили больше, чем один муж!

— Она осведомлена о своих высочайших предках, Эстер?

— Не знаю, моя принцесса, но полагаю, что ей известны хотя бы некоторые из них.

— Тогда почему она ничего не сказала?

— Возможно, просто не знала, как воспользоваться этими сведениями. Она, наверное, еще не решила, как отсюда убежит.

— Убежит! Боже, Эстер! Почему же ей отсюда бежать? Мой господин без ума от нее, и она имеет все, что можно купить за деньги.

— Но у нее нет свободы, дитя мое. В ее стране женщины вольны ходить туда, куда хотят. Что же до предметов роскоши, то дома она баснословно богата.

Но самое важное… Всего лишь за два месяца до того, как ее похитили, Инчили вышла замуж за человека, которого глубоко любила много лет. Он отвечает ей взаимностью, и если бы не мой неапольский племянник, то явился бы уже сюда с вооруженным отрядом освобождать жену. Ты должна помочь мне подготовить ее побег, Латифа Султан.

— Я никогда умышленно не причиню вреда моему господину Чикалазаде. Он любит Инчили так, как никого не любил прежде — даже меня. Как же я буду его огорчать?

— Послушай, дитя мое. Если Инчили хотя бы на одну десятую сделана из того же теста, что и ее прабабушка, то она попытается бежать. И предпочтет умереть в этой попытке, нежели навсегда быть разлученной со своим мужем. И разве не сильнее тогда огорчится твой господин? Визирь — гордый человек, и если женщина открыто отвергнет его, то он почувствует еще большую боль. До сего дня ты занимала почетное место и в доме твоего мужа, и в его сердце. Но если Инчили останется, то он скоро поставит ее выше тебя. Позор коснется всех твоих сиятельных родственников, а это значит, что вмешается султан. И кто знает, что он сделает?

На лице у Латифы появилось удрученное выражение. Затем она хлопнула в ладоши, и вошла рабыня.

— Поди к госпоже Инчили и скажи, что у Латифы Султан в гостях старинная подруга, с которой она хочет ее познакомить.

Когда рабыня вышла, принцесса снова повернулась к Эстер.

— Я встречала ее только раз, но она очаровательна.

Чика ни за что не примет за нее выкуп. Я никогда не видела, чтобы он вел себя так с другой женщиной. Ему в тягость каждая минута, когда ее нет рядом.

— А что, по-твоему, чувствует она? — спросила старушка.

— На людях Инчили весьма сдержанна, но покорна.

Какова в своей спальне, не знаю. Она ни с кем не пыталась завязывать дружбу и требует, чтобы ей прислуживала только та служанка, которую привезли вместе с ней.

Другие женщины в гареме ужасно ревнуют. Она невероятно красива, Эстер. Даже я испытываю некоторую ревность.

Эстер улыбнулась слабой улыбкой и предалась воспоминаниям.

— Ее прабабушка была самым прекрасным созданием, какое мне доводилось видеть. Волосы Чиры имели просто волшебный золотисто-рыжий оттенок, а глаза — золотисто-зеленый! Султан Селим обожал ее, а другие его три жены, как ни странно, — тоже. Ах, дитя мое, то были славные времена! Четыре кадины султана заботились не столько о себе, сколько о сохранении династии и царства. Разве можно сравнить с ними этих плутовок, что живут сейчас в Кии-Сарае и строят козни ради одной только собственной выгоды? А все началось, знаешь ли, с той недоброй памяти Хуррем и пошло до самой Сафийе, которая борется сегодня с фаворитками не только ее сына, но даже и внука. Когда-то султаны были сильными и славились как великие воины, подобно твоему мужу Чикалазаде-паше. Это злые жены и матери их погубили! — страстным голосом закончила старушка.